Спасайтесь осторожнее!

Недавно в Павлодаре завершился процесс по делу о превышении пределов необходимой самообороны. Сначала 21-летнего Жоламана КУСАИНА осудили на 4 года 6 месяцев за “умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего”.

Потом судебная коллегия дело пересмотрела и переквалифицировала его на “убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны”. Подсудимому дали год, но с учетом времени, проведенного под стражей, освободили в зале суда.

Судили парня, который защищался от нападения пьяного человека, вооруженного ножом. Молодой человек голыми руками отбивался от агрессора гораздо крупнее себя, а тот взял да и умер.

В итоге гражданин, чудом спасший свою жизнь, едва не лишился свободы на долгий срок (прокурор запрашивал для него 8 лет!) и, хотя вышел из зала суда свободным, по факту все-таки был осужден. И таких историй немало.

Жизнь после смерти

По запросу “Времени” комитет по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры предоставил информацию, касающуюся применения уголовных статей 102 и 112 (“причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны”) за последние 3 года.

Оказывается, каждый год по этим статьям в суд направляется примерно одно и то же количество дел. В 2022 году – 11 и 13 соответственно, в 2023-м – 11 и 12, в 2024 году – 14 и 12. То есть в среднем по одному делу в месяц.

Дважды дела были переквалифицированы на более тяжелую статью, в обоих случаях изначально речь шла о 112-й: в 2022-м – на 106-ю, в 2023-м – на 99-ю (“убийство”).

Но более всего в этой статистике нас интересовало количество оправдательных приговоров. Как часто казахстанские суды приходят к мнению, что пределы необходимой обороны все-таки не были превышены?

Так вот, в 2023 году было вынесено лишь два оправдательных приговора по 112-й статье.

Из 36 дел, рассмотренных за три года по статье “убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны”, ни один из обвиняемых не был оправдан.

Конечно, можно сказать, что санкция по этой статье не такая уж строгая – до двух лет лишения свободы. Но тут вопрос в другом: почему в 100 процентах случаев самозащиты, когда гибнет нападающий, виновным оказывается тот, кто защищался?

– На практике эти статьи очень редко применяются, – говорит известный столичный адвокат Асель ТОКАЕВА. – Но дело обстоит так, что факты самообороны должны доказываться в совокупности. Сложность заключается именно в том, чтобы доказать, что сторона, которой предъявляют обвинение в убийстве, превысила свои действия в целях самообороны. У меня было такое дело, когда потерпевший сам напал, сам полез в драку, мой подзащитный пытался отбиться, но его осудили за убийство.

Самый сложный вопрос, который поднимается в суде при рассмотрении такого рода дел: мог ли подсудимый не наносить роковой удар?

Практически всегда, как видим, суд считает, что, да, мог. По словам Асель, большинство подобных дел вырастают из семейного бытового насилия, когда муж годами измывается над женой. В конце концов, не выдержав побоев, та хватает подвернувшийся под руку нож… Так вот даже в этом случае гос­обвинение и судья полагают, что можно было бы обойтись без ножа.

– Почему-то у нас суды всегда оценивают, что раз ты взял нож, значит, понимал степень опасности, последствия, какой вред ты мог нанести, – рассуж­дает адвокат. – Но даже нож необязательно должен присутствовать. Достаточно оттолк­нуть нападающего так, чтобы он ударился головой, и суд уже будет расценивать это в лучшем случае как нанесение телесных повреждений, по неосторожности повлекшее смерть. Позиция правосудия такова, что, даже если тебя там избили, ты должен был осознавать и понимать, какой вред можешь причинить.

Спасение наступающих

При рассмотрении подобных дел наша Фемида опирается на весьма непростой документ – нормативное постановление Верховного суда от 11 мая 2007 года “О применении законодательства о необходимой обороне”. При всем уважении к отечественной законодательной базе данный текст кажется состоящим из взаимоисключающих параграфов.

В частности, там говорится: “Соответствие защиты характеру и степени общественной опас­ности посягательства предполагает, что обороняющийся должен учитывать реальное соотношение своих сил и сил нападающего и с учетом всех обстоятельств не должен допускать причинение вреда большего, чем это необходимо для пресечения посягательства”. Но далее закон гласит: “При этом несоответствие вреда, который умышленно причинен оборонявшимся, размеру и характеру вреда, причиненного нападавшим, или вреда, который мог быть им причинен, влечет уголовную ответственность лишь при явном, очевидном отсутствии надобности в причинении такого вреда для реализации права на защиту”.

Спрашивается: что значит это “явное, очевидное отсутствие надобности”? Чем оно отличается от неявного отсутствия надобности?

Например, когда женщину душит обезумевший муж-тиран, это все еще явное отсутствие надобности хвататься за нож или уже неявное?

– Это вопрос, на который просто и быстро ответить нельзя, – считает Асель Токаева. – При кажущейся простоте он требует глубокого анализа. Вот смотрите: если муж ее систематически избивал, почему она от него не ушла?

Не надо забывать, отмечает она, что в каждом таком деле две стороны. И потерпевшая сторона как раз отстаивает ту точку зрения, что трагедии можно было избежать. А следователи и прокуроры обычно подходят к делу с позиции “кто убил, тот и виноват”, а не через призму вопроса, кто был инициатором конфликта. У следствия часто нет мотивации глубоко вникать в детали, особенно если обстоятельства неочевидны.

Человек же, который защищается, зачастую делает это в экстремальных условиях – на него нападают, он испытывает страх за свою жизнь, действует инстинктивно. Однако суды требуют, чтобы он предоставил четкие доказательства своей правоты. Адвокатам в таких делах сложно убедить суд в том, что у обвиняемого не было иного выбора.

– Мне неизвестны случаи, чтобы по таким делам подсудимый был оправдан, – профессиональный опыт Токаевой полностью согласуется со статистикой Генпрокуратуры. – Но могу сказать, что только единичные дела по 102-й статье становятся достоянием общественности. Вот как было первоначально по этому павлодарскому делу? Его же переквалифицировали именно после того, как поднялся резонанс, когда люди начали говорить, что погибший сам напал с ножом. Но здесь, повторю, действия потерпевшего суд не очень интересуют.

Получается, увы, что главным обстоятельством, говорящим против обвиняемого, выступает то, что он… остался жив. А нападавший – нет. Уже одно это суд может (и будет!) расценивать как факт, свидетельствующий о превышении пределов необходимой обороны.

Не надо так убиваться

В ноябре прошлого года Верховный суд полностью оправдал 15-летнего Эмиля ТРАПЕЗНИКОВА из Конаева, которого суд первой инстанции приговорил к 6 годам 8 месяцам лишения свободы.

Дело было так: трое взрослых пьяных мужиков начали избивать Эмиля и его приятеля, тоже несовершеннолетнего, а пос­ле драки один из нападавших скончался.

Так вот это дело даже не попало в предоставленную нам статистику Генпрокуратуры по превышению допустимых норм самообороны, потому что Эмиля судили не за это, а за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть!

Случай тот потрясал и своей абсурдностью, и тяжестью наказания, но парень, защитивший свою жизнь, “отделался” лишь полугодом содержания в следственном изоляторе и колонии для несовершеннолетних. На фоне прочей правоприменительной практики его историю можно назвать счастливой.

Неужели действительно каждый казахстанец, при защите себя или своих близких причинивший вред нападавшему, обречен на тюремный срок?

– Думаю, что все дела такой категории необходимо рассматривать судам с участием присяжных заседателей, – считает Асель Токаева. – Наверное, только тогда суд будет полностью независим в оценке. Конечно, для этого, опять же, нужна будет качественная, профессиональная экспертиза. Но сейчас далеко не все статьи попадают на рассмотрение судом присяжных.

Пока все свидетельствует о тревожной тенденции в правоприменительной практике Казахстана: каждый, кто защищает свою жизнь, неизменно оказывается на скамье подсудимых, если в результате самообороны нападавшему причиняется сколь-нибудь существенный вред. Судебная система, вместо того чтобы учитывать реальный контекст произошедшего, склонна механически анализировать события в некой холодной ретроспективе: мог ли человек не наносить удар, мог ли защититься иначе и так далее.

Парадокс заключается в том, что наш закон допускает право на самооборону, но в реальности реализовать его без последствий для себя крайне сложно. Особенно удручающим выглядит тот факт, что оправдательные приговоры по таким делам – явление практически невозможное. Речь идет не просто о строгости судов, а о системном подходе, при котором само­оборона становится преступной.

Судя по всему, в глазах право­охранителей существует опасность того, что оправдательные приговоры по таким статьям могут создать нежелательный прецедент, который в будущем будет использоваться в качестве оправдания насильственных действий. Поэтому суды и прокуратура предпочитают выносить именно обвинительные приговоры, даже если речь идет о явной самообороне.

Владислав ШПАКОВ, Астана